Пятьдесят девственниц - Страница 91

— Как, подлая низкая тварь, ты отказываешься от собственной клятвы? — возопила она. — И что, ты хочешь, чтобы дочь моя и далее оставалась девственной, покуда не выловим мы вместо тебя какого-нибудь пропахшего жиром дикаря? Так не бывать этому! Ты поклялся мне, верховной жрице, а значит оскорбил Богиню!

— Ах, оставь нас в покое, — попросил я, с неудовольствием заметив, как беспрестанно хватается она за рукоятку своего длинного меча. — Мало тебе, что вы уже всех кочевников извели? Я же сделал вам доброе дело, привез эту несчастную Скрижаль. Отпусти нас живыми хоть за это.

— Ну, нет, — ответствовала Ноэма. — Своей лживой клятвой ты оскорбил и меня, и Богиню. Поэтому, рассудит нас лишь поединок пред ее ликом. Радуйся хоть тому, что ты будешь единственным мужчиной, который его узрит. Правда, недолго, ибо убью я тебя быстро.

Тут же появились со всех сторон нагие женщины с мечами и под этим вооруженным конвоем были мы доставлены в храм.

95

Не буду описывать ужаснейшее и громаднейшее изваяние Богини-матери, пред коим всем нам пришлось предстать.

— Отпусти ты нас, достойная Ноэма, — жалостливым голосом сделал я последнюю попытку задобрить верховную жрицу.

В храме, меж тем, собралась уже масса вооруженных мечами женщин.

— Сестры эльфийки! — обратилась к ним Ноэма. — Этот недостойный маг клялся лишить девственности мою единственную дочь. Теперь же он пытается увильнуть от обещанного!

— Убей его! Убей! — выхватив из ножен мечи, начали размахивать ими женщины.

Напрасно пытался объяснить я, что, давая свою клятву, не знал я, в чем именно клянусь, а посему не имеет оная силы.

— Убей! — еще громче взревела толпа.

— Пусть справедливость будет восстановлена поединком! — громко объявила Ноэма, потом сбросила плащ и расстегнула пояс. Меч ее со звоном упал на пол.

— Принесите же единственное оружие, которое может вершить правосудие Богини! — приказала верховная жрица.

Две нагих эльфийки, преклонив колени, подползли к статуе грудастой, сидящей широко расставив ноги, Богини-матери и взяв длинный атласный футляр преподнесли его Ноэме.

— Ты — единый меч, достойный служить Богине! — еще громче, чем прежде объявила та. — Пусть свершится правосудие!

Нет, ничего не понимаю я в оружии, но, увидев меч, оказавшийся в руках прекрасной этой женщины, понял только одно — уж, если суждено мне умереть от меча, так только от этого. Наш с Гелл, пошедший гулять по свету, ребенок, наш Девственник, самое прекрасное оружие из всех, какие я когда-либо видел, лег рукояткой своей в ее ладонь, как будто создан-то был для единственного этого мига.

— Ноэма, ведь он прекрасен, — не в силах оторвать взора от сверкающего лезвия сказал я. — Неужели ты запачкаешь его кровью?

— Глупец! — усмехнулась она. — Меч, обагренный кровью, во много раз милее взору любого воина, чем оружие незапятнанное. Окровавленным, меч этот станет, во истину совершенным. Что ж, лживый маг, твоя магия — против моего меча!

Сконцентрировав силу жезла я направил луч света прямо в лицо своей противнице. Была у меня надежда ослепить ее, ошеломить, а потом, быть может, огреть по голове. Ноэма же одним легким прыжком уклонилась от этой атаки. Потом меч в ее руке сверкнул описывая широкий взмах, которому противопоставить мне было совершенно нечего.

И тут неведомая сила вдруг бросила нас друг прочь от друга. Ничего не могли мы сделать, а сила эта вдруг свела нас воедино, будто бы в объятия. И меч в ее руках, а жезл — в моих, вдруг образовали как бы единое целое, и воссиял над нами ярким голубым светом крест, длинной перекладиной которого был меч в ее руке, а короткой — жезл в моей. И вдруг, длинная перекладина начала уменьшаться, моя же — расти.

Что было потом, не скажу, ибо узнал я многое, но понял мало, а запомнил еще меньше. И видел я иные миры и иных людей, но оставался самим собой и было от этого особенно обидно: ведь понял я, насколько я плох. Но, наконец, вихрь ужасной энергии вокруг меня стих.

— О, жестокий маг! — воскликнула Ноэма. — Что сделал ты с нашей Богиней?

Я взглянул, но, вместо сотворенной из камня грудастой, бесстыже раскинувшей ноги женщины, увидел сверкающий вздымающийся в небо мужской детотворный орган слитый из стали, может быть мечей пребывавших в храме женщин, а, может быть, из мечей эльфиек всей страны.

— А что сделал ты со мной? За что? Ведь я, всего лишь, жила по законам моей родины! — вскричала верховная жрица поднимаясь с колен. Была она прекрасна как и раньше: крепкая, будто точеная грудь, удивительной стройности фигура. Вот только между ног у нее топорщилось то, чего никак не должно быть у женщины.

Не одна Ноэма пострадала таким образом и в храме раздались многочисленные рыдания и причитания женщин.

— Глупая ты баба, — ответствовал я, помня кое-что из того, что открылось мне в момент соприкосновения нашего оружия. — Ни один меч не может выступить против жезла, который напитал его магией. Ровно, как ни один жезл не может противостоять инструменту, которым вырезан. Посему маги, сделав жезл, инструмент всегда уничтожают. Раз уж ты такая дура, что выступила против моего жезла с мечом, который им заряжен, так ходи теперь с членом. Это меч, умирая, тебя наказал — не я.

— Освободи нас от этого! — взмолилась она. — Мы не достойны такой ужасной кары.

— Не у всех у вас это выросло, — поведал я в ответ то, что открылось мне в миг сверкающего креста, — лишь у тех, у кого дочери — девственницы. Идите же и помогите им избавиться от девства. Я тут не при чем, поскольку собираюсь как можно скорее покинуть вашу страну. Вы же, усердно со своими дочурками трудясь, мало-помалу от данного инструмента избавитесь. Прощайте. Тем же, кто попытается преследовать меня или моих спутников, я выращу член вместо носа и во время еды вы будете кусать себя за мошонку, а это очень больно — поверьте!