Пятьдесят девственниц - Страница 96

— О, Боги! — взмолился я. — Зачем обижена была мной когда-то моя бедная падчерица? Ведь проклятие ее неминуемо рано или поздно сбудется! Вот, я возвращаюсь туда, где лгал, нарушал клятвы, богохульствовал, насильничал и кровосмесительствовал. Именно там мне и надлежит быть казненному, если есть на свете какая-то справедливость!

— Там идет война, Бес! — усмехнулась рыжеволосая плутовка. — Поверь, всем будет совсем не до нас с тобой!

100

Путешествие через внутреннее море окончательно убедило меня в том, что не только Королевская армия, но и флот Его Величества есть ни что иное — как сброд деревенских дурачков.

Матросов линьками пороли нещадно, в то время, как все офицеры напропалую пили горькую, а раза два судно наше чуть не отстало от основной эскадры, после чего мы с Глазками разом сошлись во мнении, что, для безопасности расположенных на нем людей, стоило бы офицерский состав вышвырнуть за борт и взять командование в свои руки.

Всей-то радости перед отплытием было у нас, что забрались ночью в какую-то портовую лавчонку и унесли оттуда пару золотых. Это и в походе нашем морском душу согревало, ибо кормили из рук вон плохо и, оказавшись на берегу, мы надеялись отъесться.

Худо-бедно прибыли в порт Жемчужный. Тут еще раз помог Кривой, замолвив словечко перед командиром полка нашего, и сказал тому, что вот, мол, был у меня обет не посещать град сей и лучше бы мне держаться от порта подальше.

Командир, у которого в тот момент, как раз, было просветление от очередного запоя, просьбе милостиво внял и разместил наши метательные машины за городом.

Все ж таки, по дороге от порта до места расположения чрез город проехать пришлось. Глазки, из осторожности, надвинула на голову свой офицерский шлем так, чтобы рыжих ее волос видно не было. Я же перемотал щеку, изображая всем лицом, нестерпимую зубную боль.

Ужаснуло меня по дороге от пристани до загорода лишь одно, что таверна, где некогда столь удачно купила для меня Глазки девственность Мисы, называлась теперь «Нора Глазок и Беса», что свидетельствовать могло только об одном — нас в этих местах помнят и знают.

Однако же, оказавшись за городом в районе поместий вдовы губернатора королевского, которого подлые наймиты языческие, поощряемые Лигой Вольных Городов, убили не столь давно, когда занимался он сбором дани, приступили мы к обычным армейским занятиям — то есть, устанавливали метательные машины в ту сторону, откуда противника можно было менее всего ожидать — что не мало нас всех успокоило.

Платы нам за службу, все ж таки, не платили, рацион становился скуднее и скуднее, даже не смотря на хорошие наши отношения с полковым кашеваром, то есть — бывшим пиратом Кривым.

Тут, однако же, случилась у нас одно приключение, весьма необычное для заурядного армейского существования. Однажды, когда готовили наши солдаты запасные позиции для метательных машин и я, по своему обыкновению, расхаживал среди них с посохом в дурацком красном наряде, приблизилась ко мне Глазки.

— Послушай, Бес, — понизив голос сказала она. — Вон, видишь стоит повозка, а в повозке сей — знатная, по виду, юная дама. Увидев тебя, она тут же спросила, кто ты такой. Когда же я сказала, что ты — старый мой друг сержант Фонарщик, то непременно захотела с тобой поговорить.

— Не слишком-то я привлекателен для знатных дам, — ответствовал я. — А, все же, лучше подойти. Быть может, подкинет она пару медяков на нужды защитников нашего благословенного Отечества?

Я подошел к повозке и, распахнув дверцу, почтительно поклонился. Скажу вам, было от чего это сделать, ибо в повозке, на атласных подушках, восседала прекраснейшая дама, чья горделивая осанка яснее ясного свидетельствовала о ее высоком положении. Три нитки жемчуга на точеной шее, алмазная диадема, браслеты из прекраснейших топазов — все это блекло пред царственным выражением лица.

— Достойнейшая сударыня, — поклонившись еще ниже произнес я. — Сержант Фонарщик рад приветствовать ваше великолепие от лица всех вооруженных сил Его Величества.

— Ах, папенька! — криво улыбнулась она. — Так-то ты приветствуешь свою послушную дочурку?

Ошеломленно поднял я глаза и волосы на моей голове зашевелились от ужаса.

— Орна? Это ты? — теряя дыхание пробормотал я.

— Конечно, папенька, — подтвердила она. — Вот уж не ожидала видеть столь ужасного морского разбойника, как ты, в облачении королевского солдата.

— Орна, девочка моя, поверь, — сказал я, прижимая руки к груди. — Не по своей воле оказался я так близко от Жемчужного и тем нарушил принесенную тебе клятву. Я и сейчас, ведь, нахожусь за городом, потому что до сего дня помню, как обидел тебя когда-то, как ты прокляла меня, да что я тебе после того обещал.

— И такое бывает, — согласилась она. — А по маменьке моей ты ни капли не соскучился?

— Люблю я ее больше всего на свете! — несколько покривив душой, воскликнул я. — А что она? Как теперь?

— Не надо, Бес, — вновь поморщилась моя падчерица. — Когда матушка обнаружила меня обесчещенной, да еще и узнала, что, вместо серебра, ты оставил нам свинец, она на некоторое время совсем затихла, став тише воды, ниже травы. На оставленные тобой деньги я купила огород и им мы смогли неплохо жить, покуда город этот не оккупировали королевские войска.

— И впрямь, жили вы не плохо, — пришлось признать мне глядя на ее платье из золотой парчи.

— Во многом благодаря тебе, — ответствовала Орна. — Ведь, узнав, что в этом городе живет жена не пойманного еще Беса В Ребро, который, с капитаном Быстрые Глазки, устроил нападение на Королевскую каторгу, нас с маменькой решили допросить. Я же сразу вспомнила все то, что говорил ты мне о пиратских историях.